— Вот это отчеты, которые…
— А это что? — быстро спросил Сценарист, ткнув пальцем в кассеты.
— Записи разговоров Референта с посетителями.
— Все?
— Нет, только наиболее интересные контакты.
— Тогда ничего другого не надо.
— Почему? Ведь отчеты…
— Ничего другого — не надо! Только записи.
Новый Начальник службы безопасности недоверчиво взглянул на Сценариста.
— Почему не надо?
— Потому что я нашел, что искал…
Пять человек бросили на записи. Два дня они прослушивали чужие разговоры, отсеивая и откладывая в сторону повторяющиеся голоса и оставляя только новые.
— Кто это?
— Кажется, курьер.
— Куда его?
— Туда же, куда всех.
На столах гигантскими пирамидами росла фонотека голосов. С каждой из них списали короткие, на две-три минуты, обрывки разговоров, которые перевели в электронный вид, почистили, убрав посторонние шумы.
Теперь речь звучала очень чисто.
— Ну и что с ними делать? — спросил Начальник службы безопасности.
— Слушать.
— Я уже слушал.
— Не вам слушать. Сорокину слушать.
— Сорокину?! Зачем Сорокину?
— Затем, что, когда он встречался с человеком, который передавал ему материалы, было темно и он его не видел. Но темнота не мешала ему его слышать! И, значит, если он услышит его голос еще раз, сможет вспомнить.
— Черт возьми, точно!
Ай да Сценарист, такое придумать!
— Мы опознаем его по голосу! Если, конечно, Сорокин захочет нам помочь.
— За это можете не беспокоиться — захочет, — уверил Начальник службы безопасности. — Еще как захочет!
Начальник службы безопасности, бывший Тритоном, был больше других заинтересован в успехе. Другие, если что-нибудь не свяжется, теряли только должности, он терял все — свободу и саму жизнь, если ему вновь надумают намазать лоб зеленкой. Не хочется зеленкой!
Сценарист был обречен. Сорокин не мог не узнать голос нужного Тритону человека.
— Я буду включать звук, ты будешь слушать. Если узнаешь — скажешь. Если не узнаешь — пожалеешь, — предупредил Тритон. — Начали.
— Я пришел к вам… — произнес первый голос.
— Нет, — покачал головой Сорокин.
— Здравствуйте. Мне необходимо…
— Нет.
Третий голос. Четвертый. Двадцать четвертый…
— Нет, не узнаю.
Сто двадцать четвертый.
— Не то.
Триста двадцать четвертый.
— Нет.
Семьсот сороковой.
Семьсот сорок первый. Все.
— Не было?
— Нет, не было.
— Ну не было — так не было, — безразлично сказал Тритон. — Принесите кусачки.
Подручные принесли слесарные кусачки.
Тритон не поверил Сорокину. Не поверил, что он не узнал голоса своего ночного знакомого. Но даже если бы поверил, все равно бы сделал то, что собирался сделать. Даже если бы поверил абсолютно…
Люди — лгуны. Все — лгуны. Они говорят правду только в одном случае — когда дырявишь их шкуру. Этот — такой же, как все. И как все — скажет все, что знает. Потому что все говорят.
— Давай сюда руку.
— Зачем руку, зачем?.. — быстро, испуганно забормотал Сорокин.
— Давай, сказал!
Руку припечатали к столу, прижали, наступив сверху подошвой ботинка. Тритон аккуратно взял, приподнял мизинец, обмотанный грязным бинтом.
— Говоришь, не узнал?..
Рывком сорвал бинт. Мизинца как такового не было. Была слипшаяся, запекшаяся в бесформенную лепешку мешанина из крови, мяса и костей. Но поджившая мешанина.
Тритон прихватил кусочек мяса кусачками.
— Ну чего, не вспомнил?
И, не дожидаясь ответа, сжал рукояти. Коротким фонтанчиком брызнула кровь. Кусок мяса с остатком ногтя и белой щепкой кости шмякнулся на пол.
— А-а-о!! — вскричал Сорокин.
Ему было больно. Ему было даже больнее, чем в первый раз. Тогда у него были еще пальцы, тогда он был сильнее, потому что не знал, что такое боль. Настоящая боль. Невыносимая боль.
Теперь — знал. Знал, что бывает еще больнее. Что будет еще больнее.
Тритон передвинул кусачки вверх по пальцу, до первой фаланги. Он действовал механически, словно кусал гвозди.
— Не… надо… Я… скажу…
— Он был? Был?!
— Был. Где-то в середине. Дайте мне послушать.
Запись прокрутили назад. Триста пятидесятый. Триста пятьдесят пятый. Четыреста первый…
— Погодите… Кажется… Кажется, я узнаю.
— Ты уверен?
— Да. Теперь уверен. Я вспомнил его голос. Это говорит он. Он!..
Сорокин узнал голос, который был голосом известного в городе бизнесмена Сашка, болтающего в кабинете Референта с Референтом о проекте небоскреба, кредитах, аренде и прочей ничего не значащей ерунде.
Сорокин узнал голос Сашка, бывшего не Сашком, а Ревизором, разговаривающим с Референтом, который на самом деле был не Референтом, а «чучелом».
«Чучело» снова сработало. Сработало во второй раз.
Не этот, нынешний, тот, прежний, придумавший комбинацию с «чучелом» Начальник службы безопасности, поймал Ревизора, как поймал до того Резидента. Поймал уже после своей смерти, уже мертвым.
Но все равно поймал.
Бизнесмена Сашка решили брать в ресторане. Там не надо прятаться, там можно расположить группу захвата внаглую. Взяли в оборот одного из приятелей Сашка, которого обязали пригласить всю честную компанию в ресторан.
Он пригласил.
Сашок не учуял подвоха, он каждый день бывал в кабаках, не в том, так в этом. В этом тоже бывал, но реже, чем в других. Веселая компания сдвинула два столика и пошла гулять — пить, есть, веселиться.
За соседними столиками тоже ели, пили и веселились. Ели, пили и веселились люди Тритона. За всеми соседними столиками! Зал был забит людьми Тритона. Соседний зал тоже. И даже на улице, в машинах, сидели люди Тритона. Столик Сашка был взят в тройное кольцо. Его боялись. Все помнили, что было с Красавчиком и людьми Красавчика, которые хотели замочить Сашка в ночном клубе.